Неточные совпадения
Свекру-батюшке
Поклонилася:
Свекор-батюшка,
Отними меня
От лиха мужа,
Змея лютого!
Свекор-батюшка
Велит
больше бить,
Велит кровь пролить…
Свекровь-матушке
Поклонилася:
Свекровь-матушка,
Отними меня
От лиха мужа,
Змея лютого!
Свекровь-матушка
Велит
больше бить,
Велит кровь пролить…
Озябшими руками Самгин снял очки, протер стекла, оглянулся: маленькая комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких стульев малинового цвета у стен, шкаф с книгами, фисгармония, на стене
большая репродукция с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина, с грубым лицом, в объятиях
змеи, толстой, как водосточная труба, голова
змеи — на плече женщины.
— Мало ли чего!
змей, лягушек, собак,
больших свиней, воров, мертвецов… Арины боюсь.
Открыла другой футляр, побольше — там серьги. Она вдела их в уши и, сидя в постели, тянулась взглянуть на себя в зеркало. Потом открыла еще два футляра и нашла
большие массивные браслеты, в виде
змеи кольцом, с рубиновыми глазами, усеянной по местам сверкающими алмазами, и сейчас же надела их.
Недалеко от Устера мы объехали кругом холма, который где-нибудь в саду мог представлять
большую гору: это — куча каменьев, поросших кустарниками, в которых, говорят, много
змей, оттого она и называется Шлянгенхель, то есть Змеиная горка.
Надо было лечь на брюхо: это
большое счастие, что здесь нет ни одной гадины, ни
змей, ни ядовитых насекомых — ничего.
Вся гора, взятая нераздельно, кажется какой-то мрачной, мертвой, безмолвной массой, а между тем там много жизни: на подошву ее лезут фермы и сады; в лесах гнездятся павианы (
большие черные обезьяны), кишат
змеи, бегают шакалы и дикие козы.
Тут Гошкевичу торжественно принесли
змею, такую
большую, какой, за исключением удавов, мы не видали: аршина два длины и толстая.
На мызе Клейнберг говорили, что в окрестностях водится
большая, желтая, толстая
змея, которая, нападая на кого-нибудь, становится будто на хвост и перекидывается назад.
Мы пришли на торговую площадь; тут кругом теснее толпились дома, было
больше товаров вывешено на окнах, а на площади сидело много женщин, торгующих виноградом, арбузами и гранатами. Есть множество книжных лавок, где на окнах, как в Англии, разложены сотни томов, брошюр, газет; я видел типографии, конторы издающихся здесь двух газет, альманахи, магазин редкостей, то есть редкостей для европейцев: львиных и тигровых шкур, слоновых клыков, буйволовых рогов,
змей, ящериц.
Потом Женя, которая обладает
большой чувствительностью, видела ее в форме
змеи, с которой мне приходилось бороться.
Аляповатые лубки изображали их в виде маленьких смешных полуобезьян, с хвостами крючком и с птичьими ножками, и всюду они представлялись только проказниками, то прячущимися в рукомойники, где их монахи закрещивают и запирают, то принимающими вид девиц, то являющимися в виде свиней,
больших ящериц,
змей или собак.
На другой день мы продолжали наш путь. Когда лодки проходили мимо мыса Чжуанка, я, Ноздрин, Крылов и Чжан-Бао отправились посмотреть на
змей, но расщелина оказалась пустой. Мы перевернули несколько
больших камней у подножья карниза, но и тут ничего не нашли.
Я весь отдался влиянию окружающей меня обстановки и шел по лесу наугад. Один раз я чуть было не наступил на ядовитую
змею. Она проползла около самых моих ног и проворно спряталась под
большим пнем. Немного дальше я увидел на осокоре черную ворону. Она чистила нос о ветку и часто каркала, поглядывая вниз на землю. Испуганная моим приближением, ворона полетела в глубь леса, и следом за ней с земли поднялись еще две вороны.
В это время на краю щели появился
большой черный муравей. Он спустился внутрь на одну из
змей и взобрался ей на голову. Муравей лапками коснулся глаза и рта пресмыкающегося, но оно чуть только показало язычок. Муравей перешел на другую
змею, потом на третью — они, казалось, и не замечали присутствия непрошенного гостя.
— Ты вот что, Аграфенушка… гм… ты, значит, с Енафой-то поосторожней, особливо насчет еды. Как раз еще окормит чем ни на есть… Она эк-ту уж стравила одну слепую деушку из Мурмоса. Я ее вот так же на исправу привозил… По-нашему, по-скитскому, слепыми прозываются деушки, которые вроде тебя. А красивая была… Так в лесу и похоронили сердешную. Наши скитские матери тоже всякие бывают… Чем с тобою ласковее будет Енафа, тем
больше ты ее опасайся.
Змея она подколодная, пряменько сказать…
Я получил было неприятное впечатление от слов, что моя милая сестрица замухрышка, а братец чернушка, но, взглянув на залу, я был поражен ее великолепием: стены были расписаны яркими красками, на них изображались незнакомые мне леса, цветы и плоды, неизвестные мне птицы, звери и люди, на потолке висели две
большие хрустальные люстры, которые показались мне составленными из алмазов и бриллиантов, о которых начитался я в Шехеразаде; к стенам во многих местах были приделаны золотые крылатые
змеи, державшие во рту подсвечники со свечами, обвешанные хрустальными подвесками; множество стульев стояло около стен, все обитые чем-то красным.
— Хуже, а как
змеи нас отравляют!.. В Перцове, значит, мы
больше теперь с вами встречаться не будем?
И, видимо чувствуя что-то
большое, чего не мог выразить обычными словами, человек ругался крепкой руганью. Но и злоба темная, слепая злоба раба, шипела
змеей, извиваясь в злых словах, встревоженная светом, упавшим на нее.
Штык блестел, казалось, что он живой, извивается, как
змея, и хочет ужалить, — это было немножко боязно, но
больше приятно.
Из
больших кусков пробки построены горы, пещеры, Вифлеем и причудливые замки на вершинах гор;
змеею вьется дорога по склонам; на полянах — стада овец и коз; сверкают водопады из стекла; группы пастухов смотрят в небо, где пылает золотая звезда, летят ангелы, указывая одною рукой на путеводную звезду, а другой — в пещеру, где приютились богоматерь, Иосиф и лежит Младенец, подняв руки в небеса.
Илья усмехнулся. В груди его холодной
змеёй шевелилось злое чувство к людям. А память всё выдвигала пред ним знакомые образы.
Большая, неуклюжая Матица валялась в грязи среди двора и стонала...
Был он высок, худ и очень ловок; когда в лавке скоплялось много покупателей, он извивался среди них, как
змея, всем улыбаясь, со всеми разговаривая, и всё поглядывал на
большую фигуру хозяина, точно хвастаясь пред ним своим уменьем делать дело.
Восток белел приметно, и розовый блеск обрисовал нижние части
большого серого облака, который, имея вид коршуна с растянутыми крылами, державшего
змею в когтях своих, покрывал всю восточную часть небосклона; фантастически отделялись предметы на дальнем небосклоне и высокие сосны и березы окрестных лесов чернели, как часовые на рубеже земли; природа была тиха и торжественна, и холмы начинали озаряться сквозь белый туман, как иногда озаряется лицо невесты сквозь брачное покрывало, всё было свято и чисто — а в груди Вадима какая буря!
Такое восклицание вызвало всеобщее любопытство: все, кто был в комнате, встали с мест, подошли к окнам и остановились, вперя взоры вдаль, на крутой спуск, по которому осторожно сползает, словно трехглавый
змей, могучая, рослая тройка
больших медно-красных коней.
Антонина. Я все
больше люблю страшное. Когда страшно, то уже — не скучно. Полюбила сидеть в темноте и ждать, что приползет огромный
змей.
Сколько переслушал я его рассказов, сидя с ним в пахучей тени, на сухой и гладкой траве, под навесом серебристых тополей, или в камышах над прудом, на крупном и сыроватом песку обвалившегося берега, из которого, странно сплетаясь, как
большие черные жилы, как
змеи, как выходцы подземного царства, торчали узловатые коренья!
Что было — хвост, львицын,
большой, голый, сильный и живой, как
змей, грациозно и многократно перевитый вокруг статуарно-недвижных ног — так, чтобы из последнего переплета выглядывала кисть.
Предположения на баке о том, что эти «подлецы арапы», надо полагать, и
змею, и ящерицу, и крысу, словом, всякую нечисть жрут, потому что их голый остров «хлебушки не родит», нисколько не помешали в тот же вечер усадить вместе с собой ужинать тех из «подлецов», которые были в
большем рванье и не имели корзин с фруктами, а были гребцами на шлюпках или просто забрались на корвет поглазеть. И надо было видеть, как радушно угощали матросы этих гостей.
В это время котенок опять пискливо замяукал и прыгнул вправо. Тотчас одна из палок качнулась вправо. Котенок метнулся влево, палка тоже двинулась влево, и так несколько раз. Я осторожно приблизился к котенку и увидел
большую рыжую
змею. Судя по той части ее тела, которая была приподнята от земли, пресмыкающееся было длиною метра полтора и толщиною около пяти сантиметров. Голова
змеи была обращена к котенку, и изо рта высовывался черный вилообразный язычок.
Каморка осветилась. Тася увидела заплесневевшие от сырости стены и крошечную клетушку с земляным полом, и в тот же миг новый крик ужаса сорвался с губ девочки. Прямо перед ней на аршин от пола поднялась, извиваясь,
большая пестрая
змея.
— Не ошибись, великий государь, не другого ли
змея на груди своей отогреваешь, да не одного, а двух
больших и одного змееныша, а во мне, верном холопе твоем, лукавства не было и нет.
За две недели до ареста Монса де ла Кроа она увидала во сне, что постель ее внезапно покрылась
змеями, ползшими во всех направлениях. Одна из них, самая
большая, бросилась на нее, обвила кольцами все ее члены и стала душить ее. Екатерина защищается, борется с
змеей и наконец удушает ее. Тогда все прочие, мелкие
змеи сбежали с ее постели.
— Заснула опять, и снова он мне пригрезился. Снилось мне, что идем мы с ним цветистым лугом, утро будто бы летнее, раннее, на мураве-траве и на цветах еще роса не высохла, поляна далеко, далеко расстилается, и идем мы с ним уже давно, и я притомилась. «Сем-ка присядем», — говорю я ему. Выбрали мы местечко, уселись, солнышко так хорошо пригревает, кругом все тепло да радостно, вдруг, вижу я
змея большая-пребольшая вокруг него обвивается и в горло ему жало впускает, я как вскрикнула и опять проснулась…
Из-под одного-то из них совершенно неожиданно для нас поднялась
большая, почти двухаршинная
змея, блестевшая на солнце яркой зеленовато-серой чешуёй и с высунутым жалом бросилась в нашу сторону.
Хотел погнаться он за ожившим
змеем, да оглянулся на княжну — и видит, лежит она на тропинке без памяти, вся алою кровью забрызгана. Забыл он и чудище, и все на свете, бросился к Евпраксии, близко наклонился к ней — и крови алой еще
больше стало на голубом сарафане.
Был пятый час дня. Невский и
Большая Морская кишели народом — это был урочный час прогулки праздных петербуржцев. Расфранченная толпа
змеей извивалась по широким панелям, глазея друг на друга и на экипажи, медленно катящиеся от Морской и набережной и по направлению к ним.
Табор их теперь представлял чрезвычайно
большое оживление: здесь пылали костры, кипели котлы с рыбой, пили вино и плясали; фокусники лили из одного сосуда воду и кровь, пускали из рукава лебедей, а когда народ слишком надвигал на них и стеснял их арену, они бросали на землю вишневые жезлы, собранные из мелких штучек, искусно нанизанных на тонкую струну, и когда брали эти жезлы искусною рукой за конец, то жезлы изгибались и вертелись, как
змеи.
— О да, всех или как можно
больше, в том числе ведь будет раздавлен и
змей, который отравил твою жизнь.
Там стояли
большие цветы с причудливыми листьями и корнями, вылезающими наружу и похожими на дерущихся
змей, и чудилось, что между ними шевелится что-то
большое, темное.
Особенно выделялись группы, состоявшие из полунагих плясунов на канате и фокусников, которые тут же на ходу глотали живых
змей и делали мимоходом другие удобные представления, но всех
больше интересовали собою нарядные цветочницы, вокруг которых неотступно вилась резвая молодежь, увлекаясь прелестями и весельем этих нестрогих и прелестных красавиц.